Все члены нашей семьи очень любят цифры, некоторые на уровне профдеформации, другие – просто всей душой. Те, кто на уровне профдеформации, до сих пор держат в своей памяти до двадцати телефонных номеров друзей и родственников и могут выдать, например, такое:
— Ты знаешь, у меня на работе такой удобный код от ящичка, вообще ничего не стоит запомнить – 2512.
— И правда, как удачно!
— Ага, знаешь, как я его запоминаю? 25 – это 12 умножить на 2 плюс один, ну, и потом еще раз 12.
— А я гораздо проще могу, – говорю. – Это католическое Рождество – 25 декабря.
— Бинго! Наконец-то я буду знать, когда у них Рождество!

***
— А когда у тебя ПДР? – спросила меня 12 лет назад врач, которая должна была принимать Ясины роды.
— 23 марта.
— Ну, я дежурю 22-го, так что ты уж давай, приходи рожать 22.
21-го ночью у меня начались схватки, и родила я 22-го. Как по писаному.

4 года спустя 22 июля в качестве дня рождения выбрал себе Илья, поэтому узнав, что Номер Три по плану должен родиться 21 декабря, я начала с ним вести переговоры на счет 22, ибо семейные традиции надо соблюдать.

22 декабря сразу после полуночи у меня начались схватки. Я обрадовалась и начала со знанием дела дышать – на четыре счета вдох, на восемь счетов выдох. Еще немного, еще чуть-чуть, и, думаю, пойдут оргазмы… Множественные. Но прошел час, второй, третий – ничего.  Так до пяти вечера и не дождалась, только воды отошли. Ну, стало быть, словлю оргазм в госпитале – и тут меня осенило, что после родов я смогу надеть одежду нормального размера. Стою перед шкафом, скрючившись на схватке, выбираю. Вдруг марафонская футболка на меня как выпрыгнет: «Какой славный талисман, со значением!», и схватила я ее, не ведая, что творю.

Опуская дальнейшие подробности, скажу только, что представление о марафоне у нас было разным – я наивно полагала, что уж за шесть-то часов, до полуночи, точно добегу, но Номер Три, памятуя о своем внутриутробном приключении в Вене, запомнил только цифру 42. Увы. Не надо учить детей большим числам – только через 42 часа после первой схватки, в шесть вечера 23 декабря младенец явился пред наши очи. Умылся, побрился, взгромоздился на весы и, рискуя сломать казеную технику, продемонстрировал миру свое понимание красивых чисел – 5335 грамм.

Спустившись с весов, он возлег на печи. «Ну, Илья у вас уже есть, остаются Добрыня или Алёша, на выбор», — сказала моя подруга Катя, услышав новости про богатырского младенца.
— Может, Максом назвать? – предложила я Андрею, имея в виду, что в части веса, роста и продолжительности родов были достигнуты максимальные значения.
— Надо подумать, — ответил Андрей и возлег на соседнюю печь.

С тех пор так и лежат – отец и сын. Отец время от времени отлучается на работу, а сын потягивается, как в замедленной съемке, моргает глазами, хитро прищуривает левый, зевает, в ответ на исторгнутого внутреннего Горыныча получает пищу, удовлетворенно смыкает глаза и чмокает губами – все сны у него тоже о еде. Пока я, свернувшись клубком, охраняю его сон, домочадцы по очереди подходят и гладят его бархатную макушку.

20171228_092700

— Дай мне время, надо выбрать хорошее имя, — зевая, протянул отец богатыря, сраженный вирусом медленной жизни, которая разлилась и проникла в самые потаенные уголки нашего дома.

Медленная жизнь прекрасна, она позволяет рассмотреть на своей спине каждый костяной вырост, каждый шип и бородавку, и увидеть, что они совершенны.

— Ну, и пусть пока побудет Добрыней, — решила я на третий день. Дети радостно подхватили семейный эпос и принялись ловить и приручать Горынычей, которых выпускает из себя Добрыня. Так и живем пока.