Эта предновогодняя история случилась, как сейчас помню, в пятницу, 4 декабря, когда мы отмечали день рождения Карины. Собрался весь цвет Russian Children’s World – матери семейств по большей части – потому и выпили немного, и закончили не поздно. А я и вовсе не пила, потому что на следующий день планировала ударить своим первым кросс-кантрийным забегом по бездорожью и разгильдяйству. Где-то под Оксфордом. Только после Карининого дня рождения надо было еще провернуть одно дело – заехать в паб, в котором мой муж тремя днями ранее забыл пакет с подарком, который ему передал Костя, которому его передала Лена, и который я должна была отвезти в Чили и торжественно вручить Вике. Каково, а?!

Мой собственный телефон давно сел, поэтому воспользовавшись аппаратом Оли Б. (не даст соврать), я удостоверилась в том, что последний поезд до моей станции отходит в 01:46, и преспокойно отправилась в паб. Прибыв туда аккурат под закрытие, я успела ловко проскользнуть в захлопывающуюся дверь. Ситуация несколько осложнялась тем, что в отличие от Лены, Кости и Андрея, которые уже успели поучаствовать в передаче ценного груза, я его в глаза не видела, и описи мне предоставлено не было. Признаюсь, мне пришлось непросто, когда по мере нахождения разных забытых вещей мне стали делать чрезвычайно заманчивые предложения вроде:
— сумка дамская черная (никогда не помешает в хозяйстве),
— сумка дамская коричневая (уже есть две, но можно взглянуть),
— туфли женские, одна пара (даже смотреть не буду, мой размер так просто на дороге не валяется),
— пакет полиэтиленовый, набитый чипсами в пачках (о! вот это уже теплее, еле устояла).

Все это было очень весело, пока через 20 минут работники паба не сообщили мне (несколько смущенно), что, однако, искомый мною пакет находится в сейфе, ключ от которого в утке у менеджера, который уже давно мирно спит дома. Очередной Дом, который построил Джек.

«Ну, и ладно, — подумала я. – До последнего поезда еще все равно полтора часа.» И совершенно не расстроившись, пошла обратно к метро, которое довезло меня до станции Олдгейт, где всем было велено выйти из вагонов, потому что «Вставайте, граждане, приехали, конец… Охотный ряд, Охотный ряд». Однако для меня это был не конец, поэтому я вальяжно вышла на улицу и отправилась изучать карту ночных автобусов. К счастью, автобус до Трафальгарской площади обнаружился на первой же остановке. Я радостно в него уселась, и еще минут 40 мой двухэтажный друг плелся до Нельсона. Ровно в час ночи я была пред вокзалом Чаринг Кросс, а вокзал был предо мной закрыт.

Около вокзала в изобилии толпились и галдели черные кэбы, но 20 миль на черном кэбе могут стоить целое состояние. Вызвать альтернативное такси можно по телефону или через Интернет, но, во-первых, это тоже дорого, а во-вторых, телефон мой, как известно, не работал. Размышляя на эти вечные темы, я методично обходила вокзал со всех сторон в надежде попасть в него хоть с какого-нибудь боку – а вдруг там обнаружится мой волшебный поезд на 01:46? Вскоре я заметила, что теми же тропами ходит какой-то парень только не один, а с велосипедом.

Я с завистью воззрилась на его велосипед, но он сообщил мне, что ему лично совершенно неохота крутить педали до Вулича. Ха! До Вулича! Всего каких-то 10 миль. Ему хотелось выпить. Как и мой, его телефон не работал, поэтому надежду выяснить, как мне добраться до дома на ночных автобусах, тоже пришлось похоронить. И залить чем придется. В общем суть да дело мы решили пойти в бар и подождать там до 5 утра, то бишь до первого утреннего поезда.

Пойти в бар – ха! В такое время нет открытых баров. К двум часам ночи мы осмотрели все окрестные улицы и пришли к выводу, что единственный вариант – это американский ночной клуб, в который стояла очередь и на дверях которого под названием (его я успела позабыть) красовалась надпись: «Lubrication. Eats. Music. Open till late». Я принялась выяснять у моего спутника, какие есть значения у слова lubrication, кроме тех, что известны мне. Может быть, это был неправильный зачин.

К половине четвертого я выпила три сидра, а мой спутник – три пива и почти стакан водки. Кроме того, не без некоторого труда, перекрикивая орущую музыку, мне удалось узнать, как его зовут:
— What’s your name?
— Julian, — я не расслышала и потому переспросила:
— Jewel? As in Crown Jewels?
— No! Julian.
— As in?
— As in Julian.
— OK.
— And you, where do you come from? – решил поинтересоваться он в ответ.
— Me?
— Yes. Your accent is not quite Essex.
— My accent is not quite a sex?

На этой ноте мы решили не ждать утреннего поезда, а таки поехать домой на такси. Теперь вызвать такси было проще. У дверей клуба стояла весьма брутальная барышня в спецовке и с прайс-листом, в котором были перечислены все лондонские посткоды. Она водила по нему пальцем и озвучивала цену, а уже получив согласие пассажира, приманивала машину пальцем. Уже в такси выяснилось, что после всего, чего не было, Джулиан полагал, что мы едем к нему. По итогам получасовых препирательств мне, однако, удалось вытолкать его на Вуличе. Еще через полчаса, в половине пятого, я проснулась у дверей своего дома.

А в половине восьмого (в 7:30, подумать только!) меня разбудил почтальон, который принес посылку для нашего мальчика и для нашей девочки. Из Международного Фонда Дикой Природы (не помню, когда я любила животных больше) – с грамотами за то, что свои карманные деньги мои дети пока тратят не на пиво и сигареты, а на большую панду и амурского ягуара. В 7:45 Женя привез Арину, потому что моя подруга Светка (по совместительству Женина жена) наконец решила родить своей дочери брата. А в 7:55 я вспомнила, что с вечера (я же не собиралась пить) я оставила свою машину около станции, и что с 8 утра меня начнут штрафовать. И вот тогда я надела кроссовки и горной козой помчалась за машиной. Ровно 1 км за ровно 5 минут. Быстрее я не бегала ни до, ни после.

А от кросс-кантрийного забега пришлось отказаться – сначала я хотела сказать Владу, что уже набегалась с утра, потом подумала сознаться в трех губительных сидрах, но внезапно меня осенила спасительная мысль – я же матерь, матерь семейства и вдобавок высиживаю чужого птенца.