Утро 13 марта выдалось туманным. И седым. Нивы, правда, были не столько печальны, сколько безразличны ко всему вокруг, и снега на них не было. Одним словом, типичное воскресное утро, когда так приятно позволить себе поваляться в постели лишних минут 15, часов этак до … без десяти шесть или даже до без пяти, чтобы, не торопясь, встать, собрать по всем батареям спортивную одежду, распечатать карту проезда от дома до Уимблдона, выпить чаю, съесть творога, повтыкать немного в Интернет, поболтать с проснувшимися детьми, выбрать цивильную одежду «на потом» (обязательно включая сережки и бусы) и вдруг … резко бросить все и с криком «Аааа!! Я опять опаздываю!» выбежать из дома под дружные возгласы детей: «Мама, не упади! У тебя шнурки на кроссовках развязаны!» И потом нестись по пустынным улицам на машине, размышляя, во-первых, о насущном (сколько минут удастся выиграть у Гугла), а во-вторых, о вечном (ну, почему, почему, сколько бы времени я ни заложила на сборы, я все равно найду способ опоздать?!).
Гугл в тот день удалось опередить на 2 минуты 32 секунды (в общем-то результат посредственный, но лучше, чем ничего), но еще лучше было то, что на выдачу стартовых номеров я прибыла за 15 минут до ее окончания.
— В этот раз у меня номер 599. Опять красивый! – поделилась я со своим другом и добавила, весьма довольная собой, – я, наверное, в любой цифре могу обнаружить красоту.
— Как насчет 666?
— Почти уверена, что этот номер не выдают! В Москве вот был автобус № 666, так на нем никто ездить не хотел, пришлось переименовать. В любом случае я бы его просто надела кверх ногами, и дело с концом.
(После выяснилось, что я ошибалась – просматривая фотографии с забега, случайно наткнулась на обладательницу дьявольского номера. С ангельским лицом. Впредь буду всегда опасаться его получить.)
— А что, надо мне есть во время забега? – спросила я у Влада.
— Я же говорил тебе, что надо было заранее попробовать гели, на тренировке, а на забеге не надо экспериментировать с незнакомой едой. Купи себе какой-нибудь обычный шоколадный батончик. Какой ты любишь?
— Никакой.
— Вот и купи.
Прямо около старта разливали кофе и продавали шоколадки – я влила в себя чашку какао и схватила первый попавшийся батончик. Тем временем стартовала первая волна – те, кто планировал пробежать полумарафон за 1 час 40 минут. В четвертой волне должны были оказаться желающие уложиться в 2 часа 10 минут, в пятой – все остальные. Я, естественно, настроилась на пятую, но с удивлением обнаружила, что все оставшиеся на поле бегуны дружно построились в ожидании четвертого свистка. Чтоооо? Они все надеются пробежать меньше, чем за 2 часа? Я все равно хотела стать пятой волной. Одна. Но в последний момент решила не выпендриваться.
«Дорогие бегуны! Ориентируйтесь на оранжевые стрелки и оранжевых волонтеров, — радостно инструктировал нас в мегафон кто-то из организаторов. – Не обращайте внимания на желтые указатели и желтых волонтеров – они для пешей прогулки Ракового фонда. Не смотрите на белую разметку – она для детского праздника. Не обращайте внимания на синие стрелки – это стандартные прогулочные маршруты. Итак, наши указатели ОРАНЖЕВЫЕ! Больше вам ни о чем думать не надо!»
Да, больше нам ни о чем думать не надо. А о чем думают бегуны на длинные дистанции? Статью с таким названием я недавно прочла в одном научном журнале. Так вот, 40% времени эти ненормальные думают о том, в каком темпе они бегут, сколько еще осталось и когда уже все это кончится, 32% времени они думают о боли и дискомфорте, которые испытывают в данный момент (да, жизнь не сахар). Ну, а в остальные 28% времени они предаются мыслям о том, как красив сегодня океан (это, очевидно, в Австралии), как бы не наступить на гремучую змею (в Израиле?), а также восклицают вслух: «О! Это кролик, что ли, побежал?» (это наши, британские). Но я думала о том, куда подевалась вся музыка из моего телефона. Ах, точно, я сама ее оттуда удалила в попытке освободить место под что-то полезное. Что-то полезное… Что может быть полезнее музыки на полумарафоне? Наверное, музыка на марафоне! В общем у меня был один альбом Лакримозы:
Wir haben schweigend uns schon lange getrennt
Und mit jedem Tag «wir»
Wuchs die Luege unserer Liebe.
Und je weiter wir den Weg zusammen gingen,
Desto weiter haben wir uns voneinander entfernt.
Короче, чем дальше, тем больше мы друг от друга отдалялись, и теперь все, конец прекрасной эпохи:
Am Ende der Wahrheit,
Am Ende des Lichts,
Am Ende der Liebe,
Am Ende — da stehst Du.
Что-то как-то безрадостно. Есть там еще чего-нибудь?
Halt mich, mein Leben, halt mich,
Halt mich, mein Leben, halt mich
Fest!
Держи меня, моя любовь, держи меня крепче! Ага, поймай меня, если сможешь! Как если бы я куда-то убегала. А я что? Я плетусь, как сонная кляча, один километр пробежала. Или одну милю? Столбики эти мильные или километровые? Кто бы знал! О! У меня ж есть часы! Точно, столбики мильные, и то хлеб.
Ich verlasse heut’ Dein Herz…
Покидаешь, значит, мое сердце? Ну и катись, дорогой, вот что я думаю, а я дальше побегу. И пытаюсь представить себе одного из бывших, самого ненавистного, чтобы мысленно послать, с чувством, с толком… Только никто не представляется, нету ненавистных. Тонка кишка, ээх, тонка…
Ich danke Dir fuer all die Liebe,
Ich danke Dir in Ewigket…
А теперь он, значит, с нежностями: за всю любовь благодарит, за тайное мучение страстей, за горечь слёз, отраву поцелуя. Ладно, ладно, не надо только про клевету друзей! Хорошо, пожалуй, что не хватило духу послать. Право, хорошо.
И вообще, ну эту Лакримозу, мы с Михаилом Юрьевичем и сами неплохо разберемся. Нам бы только что-нибудь пободрее. Вот хотя бы:
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди!
Наши груди. Да. Но ведь и правда — глазам своим не верю — кони! Один каурый, другой рыжий с белыми пятнами. Дорогу переходЮт. У них, значится, тут свой маршрут, неразмеченный. Но, главное дело, классика недаром классика, на все случаи жизни.
Так, пять километров, водичку дают, это хорошо. Туман утренний рассеялся совсем, солнце вышло, погода какая – благодать! Какой день, какой день! Сразу так разогрелось… В одной майке я, а жарко. А что это у меня изо рта идет? Пар какой-то непонятный. Жара такая, а изо рта пар? Загадка! С другой стороны, для пяти градусов Цельсия пар – это нормально. И майка – нормально. И жара – нормально. И всех вылечат.
Следующие пять километров не помню. Помню, заканчиваю первый десятикилометровый круг, снова включаю Лакримозу, и девочка маленькая подает мне бутылку воды, только это не стандартная бутылка с синей крышкой, как у всех, а какая-то другая, поменьше, с красной крышкой. Видимо, какая-то ее личная бутылочка. И я так благодарна ей и так хочу обнять ее, но уже давно пробежала мимо. Верчу бутылку в руках и понимаю, что теперь до финиша не расстаться мне с ней, потому что как можно выбросить такую особенную бутылку от такой особенной девочки?! А Лакримоза тем временем:
Nur die Hoffnung einer zweiten Chance —
Das ist alles was uns bleibt,
Eine zweite Chance für Dich und mich,
Eine zweite Chance für uns zwei…
Второй шанс обещают. Это они про второй круг? По-моему, тут без шансов, в начале второго круга холм, и в него придется взойти пешком, потому что вбежать в него сил нет. И вообще что там с силами? Самое время съесть шоколадку! Только она прилипает к зубам, зараза такая! Ну ее нафиг! Выброшу ее вместо бутылки! А остатки воды вылью себе на лицо! Бррр! Зашипела. Вода на моей физиономии зашипела, и в рот полилась какая-то соленая гадость. Это вообще мое лицо? Неважно. Главное, теперь нет у меня шоколадки, нет у меня воды, нет у меня сил, зато есть пустая бутылка и 8 км впереди. А пробежала я уже 13, ого-го! Так далеко я еще никогда не бегала. Теперь уже поздно сдаваться. Да и дороги до финиша я не знаю, кроме этой с оранжевыми столбиками. Ладно, уговорили.
Только вот Лакримоза чего-то уперлась:
Sanctus, Sanctus, Sanctus
Dominus Deus Sabaoth.
Ишь чего удумали! Реквиемы распевать. И все это ровно в тот момент, когда я пробегаю мимо кладбища! Вы эти штучки бросьте! Реквиемы будете номеру 666 играть, а я – 599! Я тут ни при чем. Ты уж держи меня крепче, моя любовь!
Семь километров после кладбища не помню, помню последние семьсот метров. Вон она финишная арка, а я готова сдаться и идти пешком. Я собственно уже и иду пешком. Двести метров как. Нееет! Этак я до обеда идти буду, не бывать тому – лучше побегу! Ууух!
2:20, но за нами нет вины, мы к земле прикованы туманом за мной еще сто человек (из шестисот). Не уложились, стало быть, в 2:10.
Мне, однако, уже все равно. Я лежу, прикрывшись пуховиком, на заднем сиденьи своей машины на подземной парковке, и дрожу от холода. Ехать никуда не могу, двигатель включить не могу, лежу. Мерзну. Ничего, парковка у меня на целый день, полежу еще. Вот оно, думаю, накрыться пуховиком простыней и ползти на кладбище. Нееет! Знаю я, где это ваше кладбище, видала я его – от машины добрых пять километров. Дудки! Буду здесь лежать.
Смотрю на часы – час прошел. А мне собственно уже лучшеет. Смотрю еще раз – полтора часа. А я уже почти отошла. Самое время переодеться. Беру свою с утра приготовленную кофточку и чувствую, она моими духами пахнет. Шанель Джерси… Аааа, живая… Я живая!
Дыша духами и туманами, она садится у окна… На этой мысли перелезаю на водительское сиденье, усаживаюсь поудобнее, смотрю в боковое зеркало и четко так говорю: «Спасибо, Михаил Юрьевич, до свидания! Дальше мы с Александром Александровичем.» и немедленно уезжаю. Прочь.
Добрая Анна 