— Возьмите экскурсию! Ну, пожалуйста… Нам тренироваться надо! – на камнях у входа в Ферапонтов монастырь сидят два молодых человека и девушка. – 500 рублей, мы вам всю территорию покажем и трапезную.

Видно, местная молодёжь подрабатывает, думаю. Но молодёжь оказывается московской:

— Меня зовут Надя, вот тут у меня и табличка красивая есть. Я закончила 9 класс не совсем обычной школы. Гимназия 1514, и у нас есть отделение истории искусств. Наш учитель очень дружит с директором этого музея, поэтому мы здесь проходим практику.

— Кирилл, — рассказывает Надя, — хотел жить вдали от людей и потому ушел в глушь, где основал монастырь, который теперь называется Кирилло-Белозерским. Но люди его все равно нашли и стали приходить. Тогда взял Кирилл своего друга Ферапонта, и пошли они дальше…

— Прямо, как мы с тобой, — шепчу я Кате.

— Пошли они еще дальше и в 15 верстах от Кириллова основали другой монастырь, вот этот. Но скоро между монахами начались разногласия. Кирилл хотел жить «тесно и жестко», а Ферапонт – «пространно и гладко». Так прямо и сказано в житии…

— Кать, а ты кто – Кирилл или Ферапонт? – снова шепчу я, но не даю Кате ответить, потому что четко понимаю, что я-то хочу жить пространно и гладко.

– Я вот Ферапонт, — заявляю тесно и жёстко, совсем как Кирилл.

— Я тоже Ферапонт! – как-то жалобно, но тоже четко отвечает Катя.

Здешний собор Рождества Богородицы знаменит фресками Дионисия начала XVI века. Дионисий также написал иконостас Успенского собора Московского кремля, расписал церкви Иосифо-Волоколамского монастыря, написал множество икон, но очень мало его работ сохранилось. Фрески Ферапонтова монастыря – это единственная сохранившаяся роспись.

На стене собора Рождества Богородицы есть запись о том, что роспись была начата ровно 519 лет назад – 6 августа 1502 года – и закончена 8 сентября того же года. Всего 34 дня! За работу, по легенде, мастер денег не взял, но попросил монахов всегда молиться за себя и потомков – за весь «род иконника Дионисия», о чем в Синодике сделана запись красным цветом. Надя показывает Синодик и уточняет, что, вроде бы, монахи и по сей день эту просьбу выполняют.

В XVI веке Ферапонтов монастырь расцветал, особенно после щедрых государевых даров, которые стали поступать после одного знаменательного события. У царя Василия III не было детей, за что он со своей первой женой развелся, услал ее в Московский Богородице-Рождественский монастырь, а сам женился на юной Елене Глинской и отправился в паломническое турне по северным монастырям. После путешествия у государей таки родился сын. Назвали Иваном. Грозным.

— Намолили-таки, — заключает Надя.

— Эээх… зря… – пространно вздыхает Ферапонт-Катя.

В 1764 году Екатерина II составила рейтинг монастырей по важности, и только первым трём стам выделили финансирование. Кирилло-Белозерский монастырь успел вскочить на подножку третьей сотни, а Ферапонтов – остался за бортом. Принадлежащие монастырю земли были переданы в государственное владение, еще через тридцать с небольшим лет монастырь был упразднён, а церкви стали приходскими. Возможно, именно благодаря этому упадку и забытью фрески Дионисия дошли до наших дней, поскольку в том же XVIII веке монахи с ними уже особо не церемонились.

— Вот здесь, — показывает Надя на белое пятно над входом, — была фигура Иисуса, но монахи решили, что в храме темновато, и попытались сквозь него пробить окно. План не сработал – по стене пошла трещина, и ее просто замазали.

— Эээ… А сквозь Иисуса долбить – это не богохульство? – уточняет Катя.

— Ну, а что… это, наверное, такая метафора: Христос – свет… – философски замечает Надя.Вечером сидим у подножия монастыря.

Выбравшись из Ферапонтовского озера и перебирая в памяти прошедший день, уточняю у Кати:

— А какой эта Надя сказала номер школы, ты не запомнила?

— Неа.

— Мне кажется, 1514… И вот сейчас я поняла, что в этой школе работает моя учительница математики и классная руководительница, — я сверяюсь с часами, — у которой, кстати, сегодня день рождения.