Пишет мне недавно один мой австралийский друг Иннокентий (то есть Кеша): «Приезжаю по делам в Лондон, заодно побегу марафон, приходи на меня посмотреть». А у меня это первый свободный выходной за не знаю сколько времени, и я говорю: «Кеша, ну, куда я пойду? Как я тебя в этой толпе увижу? Лучше приходи в гости после марафона». А он кочевряжится: «Вот если бы ты приехала в Аделаиду на марафон, я бы пришел на тебя посмотреть. И вообще, в последний раз это я к тебе в Черноголовку приезжал. Забыла?». Это семь лет назад-то. Ну, думаю, ладно, схожу, заодно новое платье выгуляю. С утра проснулась, а на улице погода ужасная – холод собачий, и дождь льет. Платье в шкаф убрала и встала перед извечной женской проблемой: нечего надеть. Надо ведь, чтоб не замерзнуть, а еще, чтобы красиво. Он же меня в последний раз семь лет назад видел, а «я тогда моложе, я лучше, кажется, была».

Примерила последовательно кофту с вырезом, кофту с довольно глубоким вырезом и кофту с о-ла-ла вырезом. Выбираю. Представила, как мне в это вырез будет задувать и заливать и решительно отвергла все три. Подумала, что человеку, который пробежал марафон, наверное, уже все равно будет, умная я или красивая, и немедленно надела толстый свитер. Как умная.

Теперь джинсы. Эти под каблуки, это вообще бриджи, а самые лучшие где? А самые лучшие в стирке, потому что я в них упала в лужу при попытке сфотографировать цаплю (нет, не села в лужу, а подскользнулась и упала). В общем джинсы я в срочном порядке поставила стирать. Постирались. Стою, глажу мокрые и приговариваю: «Горячее сырым не бывает, горячее сырым не бывает». Заходит Андрей и замечает:

— А вот когда я уезжаю на целый день кататься на велосипеде в выходной, я завтрак для всех готовлю… А ты что делаешь? О Боже! Ты гладишь джинсы? Да я за 10 лет не видел ни разу, чтобы ты гладила джинсы!

— Я, — говорю, – не глажу их, а сушу. Есть разница.

А сама про себя думаю: «Завтрак на всех готовит. Какой хороший муж! Надо к нему обязательно вернуться после марафона».

В общем вышла, изучила карту и поехала на 9 милю. Ну, думаю, это ведь я умру со скуки на одном месте целый час стоять и вглядываться в их изнуренные лица (и даже книжку не почитаешь, надо следить). Но тут же взяла свои мысли обратно, потому что все это оказалось страшно интересно. Смотрю, бегут люди. И так резво бегут, летят даже. Я диву даюсь, это ведь они уже 14 километров пробежали, а как новенькие, я с такой скоростью двести метров бегаю. Одни мужики. Постепенно среди них начинают появляться редкие тетки, и каждой тетке достаются овации. И они все – и мужики, и тетки – такие сосредоточенные: если видят своих болельщиков, то машут им рукой и пробегают дальше, не останавливаясь. Время – деньги, да.

Тут я замечаю, что общий темп начинает снижаться, уже бегут так, как я пятьсот метров бегаю. Еще минут десять, и вообще нормально бегут, как люди, а не как птицы – я даже успеваю рассмотреть лица. И еще эти нормальные, человеческие бегуны начинают подбегать к тем, кто пришел на них посмотреть, и обниматься с ними. А я уже к тому времени крепко и уверенно стою в первом ряду, слева от меня полицейские, вода и пункт первой помощи, а справа постоянно меняются люди. Встречают своего бегуна, обнимают, целуют и уходят. И это так трогательно, что я чувствую, не могу, рыдаю. А у меня глаза накрашены, мне нельзя. Утерла нос, направо стараюсь не смотреть, стараюсь все больше налево – на полицейских. А там, посреди площади, в это время разворачивается сцена. Прибегает мужик и спрашивает у девушки-медички: «У Вас вазелин есть?» Она запускает руку в синей резиновой перчатке в большую такую банку и протягивает ему комок вазелина. А он, не будь дурак, залезает рукой себе в трусы (ну, хорошо, штаны эти беговые) и начинает этим вазелином намазывать. И намазывает, и намазывает. И болтает при этом с ней, как ни в чем не бывало, не переставая. Соловьем заливается. И намазывает. Полицейские смущенно отворачиваются, люди в первом ряду тоже. Я уткнулась в телефон. Поднимаю глаза. Нет, еще не закончил. Поднимаю снова. О! Перестал. Но нет, девушка запускает в банку вторую руку и протягивает ему еще. Пока он намазывал, я успела ответить на все неотвеченные сообщения за два дня.

Наконец он убежал, и наша болельщическая жизнь вернулась в привычное русло. Тут показались люди в костюмах. Если кто-то не знает, то большинство участников бегут в поддержку какой-нибудь благотворительной организации, для которой они до этого, по условиям Марафона, должны насобирать какую-то сумму денег. Наряжаются в костюмы, связанные со своей организацией. Например, я насчитала восемь или десять людей в полноразмерных, прорезиненных костюмах носорогов – за Save the rhino. На одном из них было написано: «Это мой десятый марафон в костюме носорога». Другие просто в костюмах – человек в красной телефонной будке, человек-Биг Бен, человек в металлическом каркасе дронта, три человека, впряженных в одну повозку, человек-страус, который доставал из своей спины муляжи страусиных яиц и кидал их в толпу. Были мужчины в зеленых париках и розовых балетных пачках, но они меркли по сравнению с мужчинами в купальниках и особенно по сравнению в голым мужиком в стрингах. Девушки рядом со мной так и ахнули: «Он же себе все натрет, бедненький!» «Ничего, — подумала я. — Где-то очень близко его ждет медичка с вазелином».

Но тут нашим взорам предстало непонятное – человек в костюме, состоящем из двух огромных серых шаров, из которых торчали редкие ворсинки. Да, все это смутно напоминало, смутно напоминало… Девушки справа переглянулись. Первая:

— Это то, что я думаю?

— Я не знаю.

— А что ты думаешь?

— Похоже, то же самое, что и ты. Может, это из-за мужика с вазелином нам теперь мерещится?

Герой подбежал поближе, и мы увидели, что он бежит за Male Cancer.

— Нет, не мерещится!!!, — радостно закричала моя соседка. — Это яйца, это яйца! Go, go, Mr Testicles! – дружно заскандировали они уже вместе.

Вообще на большинстве бегунов написано имя. Чем веселее и необычнее себя обзовешь, тем больше получишь поддержки, потому что толпа активных болельщиков выкрикивает не только тех, кого они ждут, но всех подряд — всех, кого успевают выкрикнуть. Из таких я запомнила сладкую парочку Sausage и Mash – они имели оглушительный успех. (Многомудрая Ярослава, когда я ей рассказывала, поинтересовалась, был ли там также Gravy, – я не видела.)

Дальше ряды бегунов стали редеть, и среди них стало появляться все больше тех, кто уже не бежал, а шел пешком.

И вот прошли, кажется, все, в том числе и женщина в хиджабе (я видела всего одну женщину в хиджабе). Я совсем окоченела от двухчасового стояния на одном месте, но все еще была способна возносить богу благодарности за то, что он с утра послал мне ума и теплый свитер.

А где же Кеша? А Кеша отправил мне пару сообщений по ходу дела, но потом исчез. У меня отчаянно садился телефон, и на его (телефона) последнем издыхании я написала: «Ты где, черт возьми? Здесь уже все прошли и разбирают арку с надписью «9 миля»». «Я на 16 милях», — невозмутимо ответил он. Я не поняла, в какой момент я его пропустила, но, судя по всему, довольно давно. Телефон окончательно сел, поэтому больше ничего выяснить мне не удалось. Была не была, подумала я и поехала на метро на 22 милю.

А там знакомые все лица – все те, которых я приметила еще на девятой. Парень, который жонглировал тремя маленькими мячиками на девятой, на двадцать второй по-прежнему жонглировал. Два мужика (на девятой один из них вез коляску с близнецами, а другой нес еще одного ребенка на плечах) на двадцать второй были по-прежнему вместе. Только коляски у них уже не было, и близнецов они уже тоже несли на руках. Жираф, который шел пешком, упорно продолжал идти. Юноша в костюме Иисуса Христа (босиком, в набедренной повязке и с огромным – больше человеческого роста – крестом) продолжал нести свой крест. Только теперь его спина под привязанным крестом была в самой настоящей крови, и это было реально страшно.

Вообще здесь, на 22 миле, группы очень быстрых и просто быстрых бегунов заметно поредели. Зато группа тех, кто решил хоть тушкой, хоть чучелком стала преобладающей. Но, черт возьми, они продолжали идти. Это было так круто и духоподъемно, что я позволила себе разрыдаться – Кешу я уже почти отчаялась увидеть, а значит, мои накрашенные глаза были уже никому не нужны.

Я постояла еще примерно с час. Мимо меня пешком прошли пэйсеры на 5 и на 5:15 и на 5:30. К этому моменту у меня как раз стало рябить в глазах, я развернулась и пошла к метро. Я дрожала от холода и думала: «Гадкий Кеша! Ну, почему он не смотрел по сторонам и пропустил меня на девятой? Но какой крутой марафон! Теперь точно поеду в Аделаиду, оденусь в костюм попугая и хоть тушкой, хоть чучелком, но до финиша доползу. И фиг он меня узнает в попугайском обличии, пусть себе потеет на аделаидской жаре шесть часов. А, может, и все семь. Смотря, как там у меня пойдет».